Любите жизнь до головокружения

Главное понимать – мы все живем в последний раз.

Любовь побеждает все, кроме бедности и зубной боли.

Влюбляешься ведь только в чужое, родное — любишь.

Мне постоянно хочется говорить с тобой.

Не могу — хоть убейте — чтобы человек думал, что мне что-нибудь от него нужно. Мне каждый нужен, ибо я ненасытна. Но другие, чаще всего, даже не голодны, отсюда это вечно-напряженное внимание: нужна ли я?

Иногда так сильно любишь человека, что хочется уйти от него. Посидеть в тишине, помечать о нем…

Душу никогда не будут любить так, как плоть, в лучшем случае — будут восхвалять. Тысячами душ всегда любима плоть. Кто хоть раз обрек себя на вечную муку во имя одной души? Да если б кто и захотел — невозможно: идти на вечную муку из любви к душе — уже значит быть ангелом.

Шутим, шутим, а тоска всё растёт, растёт…

Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины — обратно.

Женщины любят не мужчин, а Любовь, мужчины — не Любовь, а женщин. Женщины никогда не изменяют. Мужчины — всегда.

Единственный, кто не знаком с печалью – Бог.

Вся жизнь делится на три периода: предчувствие любви, действие любви и воспоминания о любви.

Он был, как ромашка.
То любит, то не любит.

Что можешь знать ты обо мне,
Раз ты со мной не спал и не пил?

Для полной согласованности душ нужна согласованность дыхания, ибо, что – дыхание, как не ритм души? Итак, чтобы люди друг друга понимали, надо, чтобы они шли или лежали рядом.

У детей прошлое и будущее сливаются в настоящее, которое кажется незыблемым.

Человеческая беседа — одно из самых глубоких и тонких наслаждений в жизни: отдаёшь самое лучшее — душу, берёшь то же взамен, и всё это легко, без трудности и требовательности любви.

Я ведь знаю, что я — в последний раз живу.

Здесь я не нужна, там — невозможна.

«Я буду любить тебя всё лето», — это звучит куда убедительней, чем «всю жизнь» и — главное — куда дольше!

“Возлюбленный” — театрально, “Любовник” — откровенно, “Друг” — неопределенно. Нелюбовная страна!

В жизни есть и другие важные вещи, не только любовь и страсть.

Я живу, как другие танцуют: до упоения — до головокружения — до тошноты!

Человечески любить мы можем иногда десятерых, любовно — много — двух. Нечеловечески — всегда одного…

Любить — значит видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.

Каждый раз, когда узнаю, что человек меня любит – удивляюсь, не любит – удивляюсь, но больше всего удивляюсь, когда человек ко мне равнодушен.

Иногда так хочется отдать душу за возможность отдать душу за что-нибудь.

Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают — раз так охотно на них ссылаются. У всех есть второе имя: никто, и совсем нет лица: бельмо. Если вам скажут: так никто не делает (не одевается, не думает, и т. д.) отвечайте: — А я — кто.

Встречаться нужно для любви, для остального есть книги.

Крылья — свобода, только когда раскрыты в полёте, за спиной они — тяжесть.

Первый любовный взгляд – то кратчайшее расстояние между двумя точками, та божественная прямая, которой нет второй.

Постоянная игра в жмурки с жизнью не приводит ни к чему хорошему.

Если взять будущих нас, то дети становятся старше, чем мы, мудрее. Из-за этого – непонимание.

Бойтесь понятий, облекающихся в слова, радуйтесь словам, обнажающим понятия.

Крылья — свобода, только когда раскрыты в полёте, за спиной они — тяжесть.

Если что-то болит — молчи, иначе ударят именно туда.

Сумасбродство и хорошее воспитание: целоваться на Вы.

Такое странное ощущение. Если рассматривать вас, как дорогого мне – останется лишь боль. Если считать вас чужим – добро. Но вы для меня ни тот, ни другой – я ни с кем из вас.

Самое лучшее в мире, пожалуй, — огромная крыша, с которой виден весь мир.

Если я человека люблю, я хочу, чтоб ему от меня стало лучше — хотя бы пришитая пуговица. От пришитой пуговицы — до всей моей души.

Расстояние: версты, мили… нас расставили, рассадили, чтобы тихо себя вели по двум разным концам земли.

Женщины часто заводят в туман.

Я – в жизни! – не уходила первая. И в жизни – сколько мне еще Бог отпустит – первая не уйду. Я просто не могу. Я всегда жду, чтобы другой ушел, все делаю, чтобы другой ушел, потому что мне первой уйти – легче перейти через собственный труп.

Мужчины не привыкли к боли,— как животные. Когда им больно, у них сразу такие глаза, что всё что угодно сделаешь, только бы перестали.

Никакая страсть не перекричит во мне справедливости. Делать другому боль, нет, тысячу раз, лучше терпеть самой. Я не победитель. Я сама у себя под судом, мой суд строже вашего, я себя не люблю, не щажу.

Мне плохо с людьми, потому что они мешают мне слушать мою душу или просто тишину.

Слушай и помни: всякий, кто смеется над бедой другого — дурак или негодяй; чаще всего — и то, и другое… Когда человек попадает впросак — это не смешно… Когда человека обливают помоями — это не смешно… Когда человеку подставляют подножку — это не смешно… Когда человека бьют по лицу — это подло. Такой смех — грех.

Я могу без Вас. Я ни девочка, ни женщина, я обхожусь без кукол и без мужчин. Я могу без всего. Но, быть может, впервые я хотела этого не мочь.

Тот кто обходится без людей — без того и люди обходятся.

Насколько я лучше вижу человека, когда не с ним!

О, Боже мой, а говорят, что нет души! А что у меня сейчас болит? — Не зуб, не голова, не рука, не грудь, — нет, грудь, в груди, там, где дышишь, — дышу глубоко: не болит, но всё время болит, всё время ноет, нестерпимо!

Не стесняйтесь уступить старшему место в трамвае.

Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи: чтобы, когда я вхожу, человек радовался.

Если у Вас за спиной кричат «Дурак!», то это не повод оглядываться.

У людей с этим роковым даром несчастной – единственной – всей на себя взятой – любви – прямо гений на неподходящие предметы!

Голова до прелести пуста,
Оттого что сердце — слишком полно!

Спасибо тем, кто меня любил, ибо они дали мне прелесть любить других, и спасибо тем, кто меня не любил, ибо они дали мне прелесть любить себя.

Мечтать ли вместе, спать ли вместе, но плакать всегда в одиночку.

Безделие; самая зияющая пустота, самый опустошающий крест. Поэтому я — может быть — не люблю деревни и счастливой любви.

Я хочу, чтобы ты любил меня всю, все, что я есмь, все, что я собой представляю! Это единственный способ быть любимой или не быть любимой.

Громким смехом не скроешь дикой боли.

Наши лучшие слова — интонации.

Чувство не нуждается в опыте, оно заранее знает, что обречено. Чувству нечего делать на периферии зримого, оно — в центре, оно само — центр. Чувству нечего искать на дорогах, оно знает — что придёт и приведёт — в себя.

Нужно писать только те книги, от отсутствия которых страдаешь. Короче: свои настольные.

Друг! Равнодушье – дурная школа! Ожесточает оно сердца.

— Вы любите своё детство?
— Не очень. Я вообще каждый свой день люблю больше предыдущего… Не знаю, когда это кончится… Этим, должно быть, и объясняется моя молодость.

Знай одно: что завтра будешь старой,
Остальное, деточка, — забудь.

Нет на земле второго Вас.

… И если сердце, разрываясь,
Без лекарства снимает швы, —
Знай, что от сердца — голова есть,
И есть топор — от головы…

Я молчу, я даже не смотрю на тебя и чувствую, что в первый раз — ревную. Это — смесь гордости, оскорбленного самолюбия, горечи, мнимого безразличия и глубочайшего возмущения.

Я никому не необходима, всем приятна.

Единственное, чего люди не прощают — это то, что ты без них, в конце концов, обошёлся.

Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Всё началось — и кончилось — без Вас.

Я, когда не люблю, — не я… Я так давно — не я…

Как много в жизни такого, чего нельзя выразить словами.
Слишком мало на Земле слов…

Доблесть и девственность! Сей союз. Древен и дивен, как смерть и слава.

Знакомых и друзей – вся Москва, но ни одного кто за меня – нет, без меня! – умрет.

Книги мне дали больше, чем люди. Воспоминание о человеке всегда бледнеет перед воспоминанием о книге.

Любовь не в меру — рубит как топором!

Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи: чтобы, когда я вхожу, человек радовался.

В мире ограниченное количество душ и неограниченное количество тел.

Я в любви умела только одно: дико страдать и петь!

Не стыдись, страна Россия!
Ангелы — всегда босые…

Богини бракосочетались с богами, рождали героев, а любили пастухов.

Когда любовь умирает — воскресить её невозможно. Остаётся пустота, скука и равнодушие. Убить любовь нельзя — она умирает сама, оставляя голое пепелище и страшную невыразимую обиду, обиду на того, кто эту любовь в нас — вызвал, но сохранить — не дал, не смог…

Гетто избранничества. Вал. Ров.
Пощады не жди.
В этом христианнейшем из миров
Поэты — жиды.

Мне БОЛЬНО, понимаете? Я ободранный человек, а вы все в броне. У всех вас: искусство, общественность, дружбы, развлечения, семья, долг — у меня, на глубину, НИ-ЧЕ-ГО.

Благословляю Вас на все четыре стороны.

Нельзя тому, что было грустью зыбкой, Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!» Твоя любовь была такой ошибкой, — Но без любви мы гибнем. Чародей!

Императору — столицы,
Барабанщику — снега.

Я любовь узнаю по боли всего тела вдоль.

Меня нужно любить совершенно необыкновенно, чтобы я поверила.

Я жду того, кто первый
Поймет меня, как надо —
И выстрелит в упор.

Некоторым без кривизн —
Дорого дается жизнь.

Грех не в темноте, а в нежелании света.

Я хочу, чтобы ты любил меня всю, все, что я есмь, все, что я собой представляю! Это единственный способ быть любимой или не быть любимой.

Будь той ему, кем быть я не посмела:
Его мечты боязнью не сгуби!
Будь той ему, кем быть я не сумела:
Люби без мер и до конца люби!

Я не знала, где Вы, но была там же, где Вы, а так как не знала, где Вы, то не знала, где я — но я знала, что я с Вами.